|
ОЛЬГА ПОПОВА
Скажи, зачем бреду, пути не узнавая,
Застывший полу-свет похож на полу-тьму,
Не трогая себя, других не задевая,
И звон такой в ушах - не звука не пойму?
Чтобы не биться так, себя не узнавая,
Как птица об стекло, об смерть, а видеть так,
Как воздух входит в грудь, груди не разрывая,
Не раня никого, а как мне сделать так?
А как мне сделать так, стекла не разбивая,
Унылый Твой покров, не брезгуя, сносить,
Твой купол голубой, баюкая, качая,
Развязывая плоть, увязывая нить.
Лелеемые мной, округлые, тугие
Ложатся имена, ложатся в колыбель,
Как первые стихи, такие дорогие,
Воркуемые мной, как парой голубей.
Их шелковая плоть ложится на колени,
Спина моя торчит в звенящее стекло,
Глуха, слепа, плоха, как будто в полу тени,
Я делаю как все, чтоб их не разнесло.
Дыхание мое, дыхание их душит,
Чтоб слух не преклонить, не проронить словцо,
Ветшая, к тени тень тугую кожу сушит,
Так дай же мне Твой хлеб, я не люблю стекло!
Дай хлеб Свой, дай Свой свет, я ветхая, нагая,
Нагие на руках моих мои слова
Истаивают все, когда я слов не знаю -
Ни звуков, ни имен, - введи меня в права!
Наверх
Если б я в вас зарылась, туманные залежи рек,
Я, как эльфы, не знала бы черной печали вовек.
Если в пыль обращусь я и в воду, то что за беда,
Если долго любить их, то равно прекрасны и пыль, и вода.
Можно век простоять, улыбаясь лучистой сосне.
Кто восторг отравил ненасытною жадностью мне,
Наслажденьем назвал и заставил читать и считать
Каждый куст, каждый камень, в котором жила красота.
Горе, горе им, слабым, открывшим мне тайны свои,
Я искала, алкала, как жаждала я их любви!
Обернусь - и не знаю, быть может, солгала себе,
Обернусь - и хватаю, а память как кровь на губе.
Мои губы искали, хотели заветной любви,
Чтобы память избыть и того, кто внутри, удавить,
Кто свернулся калачиком, лижет мой след в полусне,
От которого страшно, и горько, и голодно мне.
Человек лишь один может боль эту снять, утишить,
Нежно руку на голову мне положить
И спросить, и ответить, и так изумить красотой,
Чтобы век я стояла в луче и как луч золотой.
Наверх
ВЫКИДЫШ
1
Рыбка, птичка, веточка,
Где ты, моя деточка?
У вороны в животе,
На помойке, на кресте?
На моей ладони,
Только что живой
Трепетал кусочек плоти,
Но уже не мой.
Оторвался от груди
Снег - окоченел,
Режет четкий силуэт
Внутрь души - пробел.
В сердце воткнут укол,
Руки дрожат.
Точно так же буду я
Там же лежать.
Как разодранный шатер,
Раскрытое сердце,
И узнать, что там внутри,
- Ты же этого хотела?
Моя теплая кровь
Как тебя омоет?
И ладонью ладонь
Как тебя накроет?
Дурка голая бежит
И садится в снег.
- Как найти тебя, скажи?
- Как хочешь, - ответ.
2
Тяжко ходит коса,
И рушатся травы в ознобе.
Умирать много раз -
Такое у выросших хобби.
Камень долго теряет
Свою молчаливую, скорбную душу
Под присосками плесени едкой
И знает, что будет разрушен.
В обороте кокетливом
Морда лисы удивленно-печальна,
И в жесте приветливом
Нежных деревьев -
какая-то грустная тайна.
И друг с другом мы делимся все,
Вспоминая, теряя.
Только ты, как бездомная кошка
Добрался до рая,
Обделенный названьем и формой.
Сказали: аморфное тело.
ОН - заплакал от жалости.
Сердце мое - опустело.
И теперь в эту стену
Стучись, не стучись головою,
Не откроют, наверно,
Уже никогда не откроют.
Наверх
КОРА
Смотри: лупится кожа - обгорела,
Печеньем пахнет, и хрустит, как лист,
Сосновая кора - как корочка у белой
Печеной булки, девочка стоит
Такая чистая, не то, что я, сумеет
Она и выше челочку взметнуть,
Пока не срежут - дерево стареет
Лишь мертвое, а я еще тяну
Так странно жизнь, как будто не желая,
И вовсе жить, проклюнувшись во тьме,
Расти, иль не расти - не понимая,
И жизни соки в осужденье мне.
Наверх
Я часть твоя,
но как тебя узнаю,
Когда не вижу твоего лица?
И каждый день, боясь и предавая,
Я развожу начало от конца.
Ты - радость мне,
но я тебе навстречу
Не поднимаюсь,
имя не шепчу,
Не принимаю,
а противоречу,
Дерзаю говорить,
а не молчу.
Не сотвори мне моего позора,
Не прогоняй от своего огня,
Мой ненаглядный, свидимся мы скоро,
Супруг мой -
образ Божий для меня.
Наверх
ОТВЕТ КНЯГИНИ ОЛЬГИ
Мужу
Упрямее волчицы лютой, сжав
Зубы, выходила на дорогу.
Достану, загрызу того, кто прав
Моих коснется. К брачному чертогу
Спешит жених незванный. Тайный пир
Готов -
сварила и постлала,
И если ты мне посылаешь мир -
Всю кровь по капле, даже будет мало.
Волчица я и пью живую кровь,
Ты ополчился вкруг, но я не струшу.
Твоя десница тяжела - Любовь,
Пока ее не опускаешь в душу;
Корежит сталь, и как деревья рвет,
И тело разрывается на части.
О, пощади! Я стала тихой, вот
Молчу и плачу и в твоей я власти.
Но видишь ли, обоюдоострый меч
Я -
и клятвы не забыла.
Я - лунный серп
и как тебя подсечь
Придумаю
за то, что полюбила.
ночь 22-23. 94
Наверх
Приезжай скорее,
время длится
Я уже не различаю смены дня
Ночью.
Душит огневица,
Сотрясая изнутри меня.
Как темно еще,
запели птицы.
Вдруг ты предал, позабыл, устал
Ждать, терпеть,
сжигает огневица.
Я приду.
О, если б ты позвал!
Через время, через расставанье,
Через немочь, смерть -
я не уймусь,
Я пройду огнем и рядом стану,
Не услышишь -
одного боюсь.
ночь 22-23. 94
Наверх
Не возьмем на себя гордыни
Завершить историю. Крест -
В том, чтоб раной живя, отныне
Отплеваться от этих мест
Не хотеть. И от этих нудных
Дней, забот, не пытаться вспять
Повернуть. Одному так трудно
Будет снова себя поднять.
Дальше, в гору, теснее, уже
Вместе нам невозможно тут
Ужас выдержать - сердцу мужа
Не стремиться увидеть ту,
Что с ним связана дуговою
Сваркой. Краем его прошла
Боль, которую не откроешь,
Не возмешь.
А она жива,
Бьется, стелется, как былинка,
Хочет лечь, раствориться, снять
Эту ношу, петлю откинуть,
Ужас женщины - жизнь - принять,
В пустоте задыхаясь.
Нету
У меня ничего. Огонь -
Ты по краю идешь, к ответу
Призывая. Зачем как Он
Безраздельно и сверх-желанно
Ты не можешь меня залить?
Ужас наш - мы с тобою рана:
Разорвать невозможно, жить
Невозможно
и стрелки
Времени слить в одну
Молнию. Сердцу мелко
У истории жить в плену.
Крест наш - Он, Он нас слить не может,
Только внутрь войдя, держать,
Чтобы мы потерпели тоже.
Разгорается. как унять
Плач? Ему боль какая
В нас, а нам - удержать Его.
Сердце плавит, преображая
Нас - единое существо.
Наверх
МЕРТВАЯ МЕТЕЛЬ
Что стряслось? Какая-то метель -
Пух летит в лицо мне, пух лебяжий,
Комьями свалявшийся. Постель,
Развернув, вытряхивая, тяжесть.
Все с души воротит, этот пух
Забивает ноздри, уши, щели
Под дверьми, меж окнами. Метели
Закрываясь тщетно, слышу звук.
Человеку человек едва
Ерунда какая-то, условность;
Только вышел - ничего не вспомнишь,
Что осталось? -Эта чушь - слова.
Что представить, если все не так
Будет и запомнится, как было
Все неверно: я уже не та,
Та, что обнимала, что любили -
Имя, тело, что-либо еще,
Как поймаешь, если облетая,
Я ищу того, что я не знаю?
Вот тебя люблю, касаюсь щек, -
Мнится мне, что я щеки касаюсь,
Все необязательно. Сметает
В кучку пух, но он летит еще.
Кто ты? Где ты? Мертвая метель
Все остановила, заглушая,
Даже сердца стук, нет, он мешает
Ей. И все слышней...
слышней.
Наверх
МУКА
Вот стою я между двух электричек,
Расходящихся как смерть и рожденье.
В этой точке ни малейших приличий
Не осталось, но одно разделенье,
Одна голая неправда исхода,
Переменчивость во времени плоти -
Путь в египетскую мертвую воду,
Ну как если ничего не выходит.
Правда выглядит подвижнее массы,
Копошащейся и так же бесстыдна;
Все разъято - безразлично, безвластно,
Как у девки, - кроме этой не видно
Ничего, какая жалкая маска,
Постаревшая в мученье бесплодном
Зряшных родов, твоя жаркая ласка
Исторгает только мертвую воду.
Голова моя, глава и головка,
Беззащитная и бедная тайна,
Как ни спрячешься - смешно и неловко,
Милый мальчик мой - что делать - не знаю.
Где твой ум своей лишается власти
И теряет все, чем был во мне мужем,
Появляется в тиши и бесстрастье
Тот, кто сам себе пока что не нужен.
И ему я точно полная чаша,
И ему я как надежная крыша,
Все во мне, что не мое и не наше,
Изливается обильно и дышит
До поры, пока не выйдет из сени
Смертной и не найдет себя чуждым.
Бедный мальчик мой - сплошное мученье
Эта жизнь - и невозможное чудо.
Наверх
ГРАНИЦА
Не то, чтоб стала вдруг нехороша,
Вода не трогала, листва не трепетала,
И тайною подобия душа
Природная меня не пропитала,
Чаруя воплощенностью своей,
Другой, любовно вырезанной края
Листа границею, которой облекаясь,
Вся в зренье обратясь, любуюсь ей.
Собой себя являя, каждый куст
Прекрасен и пронзителен до дрожи,
И хочется дотронуться до кожи
Его, чтобы испить дыханье уст.
Но беден он, когда его возьмешь,
Потрогаешь, сжимается до ткани -
Нагая тайна - и недомоганьем
И слабостью мне возвращая ложь
Мою, и я слаба, стара от страха,
Не чуя боли, снова как жена
Кровоточивая, расшитую рубаху
С сомнением примериваю на
Родную, некрасивую, худую
И кровью пахнущую плоть свою
И в зеркало гляжусь и негодую,
Что юную себя не узнаю,
И, отвернувшись, говорю: как мало,
Как холодно на свете я жила,
Как мне недостает еще, болтала
Безудержно я, слова не нашла
Нечаянного, из последней силы
Вытуженного, чтобы за собой,
Вытягивая, словно из могилы,
Опорожнив сосуд, вошла Любовь.
Наверх
Два чахлых колоска - осот или пшеница,
И сами не поймем, не смея цвета дать.
Как мается душа... Друг к другу прислониться
Лишь было нам дано - какая благодать.
Наверх
ЛАЗАРЕВА СУББОТА
1 Лазарева смотрится суббота
Через пропасть - в зеркало Страстной,
Недоумевая, разве что-то
Общее, знакомое, родной
2 Голос? Чей же это голос?
Кто же верит нынче голосам?
Плачет Он. Зачем? За камнем гроба,
Я уж разучился плакать сам.
3 Было бы о чем, ведь как ни бейся,
Все одно и то же каждый день,
Дни как слепки и последний слепок
В землю прячут, чтоб забыть совсем.
4 Звать зачем?
Кто сдвинет этот
Маятник, который встал уже.
Две души мои как сестры где-то
Плачут на последнем рубеже.
5 Не смотри, я больше не умею
Рассказать, где у меня болит,
Мерзость, если взять ее, такое
"Господи, уже смердит!"
6 Страшно мне, и нужно ль возвращаться
По следам ошибок, не могу
Я своей нечистой прикасаться
Плоти и тисков ее бегу.
7 Оттисков. Запеленала туго
Кукло-деток ласковая смерть
В каждой клетке: ложь -
клеймо испуга,
Слишком поздно Он придет теперь.
8 Вижу жест убийцы и ублюдка,
Мой жест, он мне знаком,
Может быть покойникам побудку
Сделаем по дельта-телеком?
9 Не засохли старые обиды,
Крови просят и за ратью рать
Проклиная, веря, ненавидя
Будут поднимаясь, убивать.
10 Потому что только кровь имеет
Власть соединять и разделять
И торопит роды Иудея,
Рвет повязки, не умея ждать.
11 - Лазарь! Лазарь!
- Не могу, не буду!
Я не друг Христов, а тать и вор.
Разве воскресенье для Иуды
Отменяет прежний приговор?
12 ...............................
.....................................
.....................................
.....................................
Наверх
Это дерево-воронье, это град вороний,
Вместо листьев оно птиц мне
На плечи уронит.
Иероглифами муки,
Кисточкою с краской
Черной писаны деревья,
И они прекрасны.
Синим шелком, желтым шелком
Разошлись соцветья,
Перламутровое небо
Моего столетья.
Небо, тронутое молью,
Куколками тлена.
Громко черные вороны
Обсуждают цену.
Наверх
ПОДРАЖАНИЕ САПФО
Пейто, бедная, что с тобою сталось,
Словно плети, руки твои повисли,
Сердце тяжкое не желает биться,
Возчик усталый.
Легконогая, видно стерла
Ты его о незрячий камень!
- Но пою я, пою и плачу,
А боль не унять мне.
Лишь забудусь я в водах черных,
Водах полночных,
Засребрятся
Меж ячеек блики его улыбки.
И бьюсь в сетях я!
Наверх
Жестяные кувшинки стонут
И дрожат - удары багра.
Оступаешься - и тонешь,
Не договорив. Пора
места сорвался и скрылся
На воде цветут огни.
- Брат мой, друг мой,
Ты хоть крикни,
Крикни, руку протяни.
- Не могу я, перетянет
И тебя моя рука,
Но в одно мгновенье встанет
Сердце - одного цветка.
Наверх
Это мягкий, невесомый
Опускается на землю,
И, забывшись, она кому
Принимает вдруг за семя,
Выгоняет белоснежные,
Нездешней красоты
Цветы, такие нежные,
Что не сравнишься ты.
Наверх
Положи мне голову на колени -
Тебе будет покойно - и я удержу,
Ты увидишь небо и земные растенья
И прекрасное поле - все в цвету.
И не бойся, что ты опрокинут навзничь,
Слабее всех, вровень с травой -
Здесь не будет удара в спину, разве
Ты не видишь - твоя и слита с тобой.
Преклони ко мне лицо - не побрезгуй,
Ты стоишь так гордо, один как перст,
С головы до пят ты весь железный,
И враг не найдет уязвимых мест.
Но я - земля, и твои босые
Ступни - мне острей ножа,
Ведь он - железный, они - живые,
Какой ты нежный!
О, как жаль
Этих дивных рук и дивных ног мне -
Мог ваятель гордиться твоей красой,
Ты так похож на юного бога,
Но, запомни, - на мне ты стоишь босой.
Положи мне голову на колени,
Я сняла одежды, забыв запрет.
Убивай теперь, говорят растенья,
Если ты боишься оставить след.
Наверх
Что еще скажу я Боже, Боже правый?
Затекает в сердце синева
Из окна
Какой-то бес лукавый
Напоил сполна
Буквы собирает вороненок
Учит составлять слова
Из меня по капле мой ребенок
Истекает
Эта синева
Не приедет
Хватит не приедет
И чего еще я жду
Только слушать подголоски эти
Как автобусы гудят в аду
Окись сини
Ломота в суставах
Жилы намотали на их гриф
И так страшно мне
так больно стало
Что рука коснется их.
Наверх
Это сердце ходит вспять,
Это ворон ищет пищу.
Стимул века- выживать,
Что я? - Ты же ведь не нищий.
Повернешь туда-сюда -
Ни дыхания, ни звука,
Перетерлись провода,
Но исправно ходят куклы.
Ты искусный кукловод,
Но не видишь в паутине,
Как паук, набив живот,
С аппетитом жрет лосину.
Он нежданный, как всегда,
Он уже наметил жертву,
Что тебе моя беда,
Ты прекрасен, бог бессмертный.
Топот, грохот, скрежет, звон-
Вот и он - прости, я плачу,
Я запомню сладкий стон
Уст твоих - и не растрачу.
Это будет как завет,
Я уже порвала путы,
Вот - шаг в сторону - Привет,
К черту слабости минутной
Вой несносный, песью лапу
На прощанье дай мне, друг,
Я сойду туда без трапа,
Упаду? - Не пропаду!
Наверх
Ты уйдешь, и с оттяжкой, как дверь,
Небо хлопнется гулко и больно,
И всю ночь, как затравленный зверь,
Я царапаюсь, плачу и вою.
Я ослепла под этим сплошным,
Петербургским облеванным небом.
Я ждала тебя тысячу зим,
Я хочу тебя больше, чем хлеба.
Наверх
БАБОЧКА
Прицепившись к этим милым стенам,
Я сомкну крыла свои спокойно.
Ветер будет дуть попеременно,
Прижимая к небу парус стройный
То одной щекою, то другой.
Наверх
Ни капли сладости в твоем вине,
Багровое, течет, а не искрится,
В нем горечь первозданная сквозит
От гроздьев черных, что в ночи сгуститься
Хотят, к земле,
изнемогая вне
Земного притяженья.
В тишине
Познала ужас я и жажду раствориться.
Наверх
И вышагивает
Белая
Выпь.
- Знаю, знаю я эту породу,
Оползаю в мучнистую воду.
Наверх
Изгиб твоих губ
Летящий гранит
Спуск к воде
Взмах оставляющих чаек
Твоя голова - как вербные шарики
Я облизываю твое тело - веточку
Вкус почки во рту
О, клейкая нежность мая.
А в городе горько мне
Горько мне
Дым и гарь
Жестяные заборы
Известковая пыль
Ржавчина позднего солнца
Драпированный камень предместья
Львиный мостик
Повисшая лампа луны
На длинных крюках опускаются звезды
Молчанье и млечность -
Дерг -
И болтается тело мое
Подвешенное за гортань
И горько мне
Горько мне
Твой поцелуй на устах
Остался -
Украден мной был у другой
По-це-луй
Змееныш
Твой яд обжигая
Идет прямо в кровь
Озноб
Безъязыких ступеней оттяжка
Мокрица ползущая ввверх
По теплой колонне ноги
Одиннадцать дней
Ты вовремя руки сумел развести
Бесстыдная сырость реки
Окутает стены
Разбухнут плевки
И будут по стенам расти
Цветенье придется на полночь
Трясти
Головками будут они
Спи с блядями - они красивей
Их не рвет от твоей нелюбви
Не выламывает костей
Склоненных в горсти на постель
Лазареты переполнены нищими
Улицы - пьяными
Налей мне еще
Чтоб я до постели
Добраться смогла
Воскресенье пройдет на дому
И порывшись в бачке
Извлечем хризантему
Дрожащую
В росе ледяной
Меня мутит от твоих упражнений
Безлюбый ты предательски нежен со мной
Сгнив развалился цветок
Как бумажный
Шапка долой
Одни только кости и святцы
Я разлагаюсь весной
Набухшая кожа
Трещит синевой
Нет, это просто сирена
Машины шальной
Чавкая, землю сосут за моею спиной
Изо рта у них запах дурной
А с небес осаждается мята
Знаешь, как я молюсь за тебя неродной
На последней ступени разврата
Мой дом стал похож на вертеп
В нем спермой запачкан хлеб
Он стал похож на тюрьму
Скажи мне мою вину
Открой скрипучую дверь
Апостол дверей
Ключарь, охраняющий свет,
Утыкана болью,
Ведь я не стону
И не отвращаю смерть.
1985
Наверх
ПРИЧАСТИЕ
Не хочу убивать Тебя раз в неделю,
Хватит, лучше допью свою водку
(Такая дрянь и совсем не пьянеешь)
Ты много даешь за товар негодный,
Дурной товар, а бежать как шавка
По Твоим следам мне не хватит веры.
Вот опять тошнит - умирать не сладко,
Но смерть как раз моего размера.
Если память останется - не забуду
Над шиповником света живую стену...
Я не знаю, почувствовал ли Иуда,
Я не смею - верни мне мою лишь цену.
1994
Наверх
Иуда был нерусский человек;
Как это страшно - быть любимым Богом,
Сподручней как-то убивать себя.
Нальешь себе, допьешь, закусишь свеклой
Из банки маринованной, заплачешь...
такая сволочь.
Может Он простит?
Помилосердствует...
Перешагни и выйди,
Спаситель мой,
В свой Гефсиманский серебристый сад.
И не корми меня
как птица кормит
птенцов своих,
склоняя небеса.
Наверх
Пустыня - это бездорожье,
По бездорожью кто ж пройдет,
Душа от страха изнеможет,
Кто и куда меня ведет
Не вижу я, не понимаю -
Не все ль равно идти или
Стоять. Душа немая
Как ноги стертые болит.
И пустоты не утоляет
Ни снедь, ни сон, тоска одна
Как сильный ветер разрывает
На мне покров из полотна.
1994
Наверх
Жизнь так похожа на самоубийство;
Что же я делаю... и зачем?
Удивление, ужас, отчаяние
Сменяются просто страхом,
Что все догадаются,
А после скукой -
Все и так уже знают;
Тело спадает как шелуха -
Явление смерти,
Но мне кажется, так было всегда,
Иногда я забывалась,
Дрожала, плакала,
Смотрела как стынут деревья,
И нетерпение гнало меня,
И я кого-то гнала,
Ругалась, рожала,
А деревья постепенно
Выгоняли листву
Не так быстро, но гораздо смелее -
Настоящие зеленые листья,
Маленькие и круглые
Как ладошки моих детей,
А потом теряли их -
Одного за другим,
И каменели, стыли,
Не боясь ни молчания,
Ни боли, ни смерти.
Помню, мне было шесть лет,
Когда я поняла,
Что не смогу - вот так,
И пошла, пошла,
Так оно и идет, идет...
1997
Наверх
КРЕЩЕНЬЕ
Вот благо сыплется на нас,
И тихая ложится влага,
Качает дерево рога,
И вместо манны только снега,
Вздрогнув, касается рука.
Чего? Земли, воды, огня
Или небес? Зачем так нежно,
Роскошно, празднично, безгрешно,
Заботливо, тепло, утешно
Всех укрывает и меня;
Помойку всю и наготу
И все - в крещенское убранство.
Земля венчается на царство;
Всю немоту и черноту
И боль, и горечь и тщету -
Струей веселой иорданской.
Крещение 1997 г.
Наверх
|
