Новый адрес этой страницы - http://pagesofpain.com/art/inna-f/

ИННА Ф.

А она снова ждёт темноты
У окна, что выходит на вечер.
А она зажигает свечи,
Чтобы мир потерял черты.

А она, как всегда, одна,
Вместе с нею лишь двор-колодец.
И как маленький желтый уродец
Похотливо глядит луна.

Неподвижны морщинки у губ,
И чуть смазана тушь, и чуть стерто
Небо, что на глазах распростерто
Простынёю, укрывшею труп.

Неподвижен и призрачен свет
В комнате, навсегда невеселой.
Этот мир, он всего лишь срисован
С настоящего, где ее нет.

И она снова ждет темноты
У окна, что выходит на вечер.
И она зажигает свечи,
И стирает свои черты.

Наверх

А я люблю все песни и стихи,
Которые кончаются иначе.
Люблю, когда без признаков удачи
Холодный вечер, словно малахит.

Прохожие бредут куда-то вспять,
Как до конца не познанные души.
А я бреду в надежде их подслушать
И в страхе их когда-нибудь понять.

И так моя дорога - до конца,
До взгляда твоего или движенья.
И так моя дорога - до скольженья
Глазами мимо твоего лица.

И в тайне я надеюсь не узнать
Твои сады за окнами слепыми,
Где шорох шин и вкус дорожной пыли,
И ничего не страшно потерять.

Наверх

А ягоды смородины
Впитали темень вечера.
И очертанья родины
В окошке чуть намечены.

И очертанье облака
На западе так розово.
А мне плевать и побоку,
Что небо, точно озеро.

Ты зря, душа-затворница,
Глядишься в небо синее.
Твоя сырая горница
Наречена Россиею.

Навек чужая родина
От нежности и вымысла.
Смородина, смородина,
Что у забора выросла.

Наверх

Анастасия ты моя, Анастасия,
Бельмо луны ли, мутная ль вода,
А на губах обветренных и синих -
Чужое имя, степи, города...

А над Невой фонарик рыжей сетью,
Как опытный рыбак твой ловит взгляд.
Не уходи - исчезнут все столетья,
Сенека не успеет выпить яд.

Мы тоже пьем. И запахи, и травы,
И губы, побелевшие от дня.
Любая боль с тобою - не отрава,
А только одиночества сквозняк.

На белой блузке - купола России -
Небрежный штамп коммерческого лба.
Не уходи, моя Анастасия,
Всегда ничья, и чья-нибудь раба.

Наверх

Бабочка пришпилена иглой света к твоему зрачку
Ты не видишь ничего кроме радуги
Ты не видишь ничего кроме цветов в стеклянной траве
И камней с древними именами
Смотри
Среди них есть твое имя
И мое
И имя звезды откуда мы родом
Но ты не знаешь ничего кроме лета своей жизни
И бабочка умирает на игле света
В цветной коллекции твоих открыток

Наверх

Будет вечер жарок губам и строг,
Потерявший день, потерявший вес...
До твоей руки - до семи дорог.
До твоей руки - до семи небес.

Там где талый снег, там, где талый век -
Города огней, хутора снегов.
До твоей руки, до прикрытых век -
Тишина вчерашних моих шагов.

На ветру обманом любой конец.
Уплывают в море все маяки.
До твоей души долетит свинец,
Но ничто не тронет твоей руки.

Наверх

Быть
Просто именем
Под каблуком огней
Когда летний вечер
Душит как запах мяты

Наверх

В моей квартире ползают стрекозы
В моем сортире рыщут тараканы
Уставшие от холода вселенной
Они грызут обертки циклодола

В моем мозгу изменчиво-зеленом
Прокуренные страусы на яйцах
Сидят и втихоря счастливо глючат
О сто шестой странице кама-сутры

А я свободна как всегда свободна
Я выхожу на улицу из дома
И позади хихикают противно
Все триста девятнадцать клеток мозга

Наверх

В этой комнате холода,
И сквозь окна птицы летят.
В этой комнате никогда,
Никогда меня не простят.

За молчание, что - навек,
За мой мир, превращенный в жест,
И за то, что в прищуре век
Не глаза, а серая жесть.

Будет день, будет новый день,
Рваный панцирь из одеял.
В этой комнате - только тень,
В этой комнате - только я -

Птицей, рвущей придел стены,
Серым чучелом на стене.
:Сколько б не было глубины
В рюмке, сладко уснуть на дне.

Наверх

В этом городе кровь на снегу
Видишь чаще, чем нефть и мазут.
Облака фонарей у губ
Предвещают ночей грозу.

Предвещают последний кон
Бесконечной моей игры.
В Петербурге один закон -
Выживать сквозь его дворы.

И никто не зовет назад.
В небе месяц желтой косой.
Все, что скажешь ты невпопад,
Выпадает в душе росой.

Оттолкни же мою судьбу,
Пусть останется белым снег.
Вкус ночей и соленых губ,
И звезда у прикрытых век.

Наверх

Вечер стирает память тишиной
Огонь свечи в чужом окне
Не свет - поцелуй в темноту
Забываю имя -
Отражение
В зеркале дня
Ухожу по дороге снов
Где влюбленные как деревья
Стоят обнявшись

Наверх

Вечер
Фонарь описался желтым на газон
Нежность как игрушка
Двое влюбленных стоят не обнявшись

Наверх

Вино и музыка
И окончанье дня
И наши птицы - голуби и руки
И наше небо - лестничный пролет
Где океаном станут голоса
Вино и музыка
Когда закат ест город
Выплевывая косточки огней
В глаза прохожих
Сонные глаза

Наверх

Воздух вечера стеклянный.
И стеклянные огни,
Словно желтые стаканы,
Словно праздничные дни.

Ощущение покоя,
Как движение реки.
Над зеленой мостовою
Мысли падают, легки,

Чтобы дать весною всходы
На асфальтовых руках -
Та же сонная природа,
Как дожди и облака.

Наверх

Воздух Питера, что проказа.
И, щекою к Неве припав,
Вижу девочек сероглазых,
Одуревших от всех отрав.

Они ищут и не находят,
Говорят про любовь в ночи,
И в проемы окошек входят
На закат, как на свет свечи.

В этом городе пьют не глядя,
Не водяру - сырую мглу.
В этом городе, Петрограде,
Им - что на хуй, что на иглу.

Но к гранитному изголовью
Припаду голубой щекой.
Нет, они все больны любовью,
И все ищут они покой.

И в цветную открытку мира
Хорошо бы меня взяла,
Ты - Наташа, Марина, Ира -
Ведь у каждой по два крыла.

Наверх

Вот и белые ночи.
Окна - белые очи.
И глубина паркета,
Как отраженье лета.

Я виновата, знаю.
Я выбираю плату.
Белые двери рая -
Это моя палата.

За глубиною шторы
Вижу дома, как горы.
Доброе утро, город,
Где я узнала горе.

Где я узнала волю.
Где у оконной рамы
Этой больничной болью
Мерила жизни храмы.

Что же, мои иконы -
Это бульвар картонный,
Это сады пустые,
Где перечту листы я,

Девочка у забора
С пачкою постинора,
Контуры парапета,
Эта ночь полусвета...

Но она догорает.
Каждый не выбирает
Белые двери рая
И когда умирает.

Наверх

Вот и кончилось лето. Коснулись дорог облака.
Где рука твоя, друг? Только влага на теплой ладони.
Только отблеск усталого золота зренье затронет
И мелькнет по щеке неразборчиво, словно строка.

Наши жесты любви безогляднее все и бедней.
Я считаю не их, но шаги до холодного неба.
Где рука твоя, брат? Где наш хлеб и свобода ночлега
И потение утра в закутанном шторой окне?

В горле зло и простудно скребется обыденность фраз,
Что вчера была сорвана в вечность смешеньем дыханья.
Где рука твоя, друг? - вне надежды, вне смыслов признанья.
Снова кончилось лето, не зная ни часа про нас.

Снова кончилось лето. И снова узоры ветвей
Начинают по небу свое круговое скольженье.
Я стекаю в глазах, не твоих, но твоим отраженьем.
Я стекаю к ногам, не твоим, но любовью твоей.

Наверх

Вот мы снова выходим из нор
В поцелуи фонарных шаров.
Ветер звездный сметает сор
По углам голубых дворов.

Так привет, мистер Джеф, привет.
Над Невой твой летит оскал.
Мы о каменный парапет
Разбиваем луны бокал.

На губах запеклася кровь,
На глазах - серый контур стен.
Мы познаем свою любовь
По холодному сексу вен.

Так привет, мистер Джеф, привет.
Вот нам - Бог, а вот нам - порог.
Я ждала тебя сотни лет,
Я - Кончита твоих дорог.

Наверх

Вот опять депрессняк. Колеса.
Мне - как птице - лететь на юг,
Без надежды и без вопросов,
Вырываясь из цепких рук.

Кончен путь. Так шагнуть с карниза,
Без оглядки, вниз - как в загул.
Но зима голубым эскизом
Всех ночей, что дрожат у губ.

Чтоб забыть их, мне будет мало
Всех, кто может меня простить,
Дозы, что и тебя ломала,
А иным помогла уйти.

Я закрою глаза до боли
Той последней холодной лжи.
Все сбывается, даже воля.
Все случается, даже жизнь.

Наверх

Вперед и вверх, как пепел и строка,
Вперед и вверх - как снег, взрывая осень,
Как листья клёна - пятнами сквозь просинь.
Вперед и вверх - в приветствии рука.

Хайль, герр декабрь!
Хайль, добрый герр январь!
Вперед и вверх - дороги наши злые,
До рифмы, до идеи, до золы, и
Туда, где время стиснет, как янтарь,

Мечты и судьбы, судьбы и грехи,
И ту любовь, которая нам снилась,
Где не разъять безумие и милость
Слепым прикосновением стихий.

Наверх

Все та же рябь тоски и ветра
Поверх дорог.
Все тот же город, злой и светлый,
Лежит у ног.

Все тот же парус неумелый
Плывет вдоль стен.
Все тот же мой смерельно-белый
- Средь алых - крен.

И будет ветер мутно лапать
Все миражи.
Я не умею жить и плакать,
Иль просто жить

Среди осыпавшихся зданий
Несу свой бред.
Звезды и прочих указаний
На небе нет.

Столетья рябь тоски и ветра,
Все та же рябь.
Все тот же город, злой и светлый,
Ни дать ни взять.

И что мне делать с этим телом -
Ведь не простят.
И вновь я поднимаю белый
На мачте стяг.

Наверх

Все, что знаю
Сто лет одиночества твоих губ
Сто лет на игле твоего голоса

Наверх

Все - петербургский мотив больной,
Последний лист за моей спиной,
Осенний ветер, и хмарь, и бред,
И небо - дым твоих сигарет.

Все - только кража в вагоне метро.
Кто-то лезет в мое нутро.
Кто-то ищет мою тропу,
Чтобы прорваться через толпу.

Толпа стоит за моей спиной.
Ей хочется так стать моей виной,
Ей хочется так стать моим врачом.
Она стоит за левым плечом.

Она отступает в мои сады,
Она поджигает мои следы.
Желтое небо стечет в глаза.
Я не увижу пути назад.

Осенний ветер сечет по щекам,
Все - Петербург, Петроград, капкан.
Все - только нечет, все - только чет,
Все - только тень за моим плечом.

Наверх

Встаёт солнце оранжево-жёлтое
Как свет в пробудившемся мозгу
Освещает крыши домов-корабликов
И комнату с низким потолком

Я лежу и жду свою музыку

Рыжие тени крадутся по стенам словно коты
У соседей журчит вода в унитазе
И кто-то за стенкой матерится в пол голоса
Я знаю это мое утро и мне его стоит прожить

Но я лежу и жду свою музыку

Вот приходишь ты
Неловко открываешь двери дрожащим ключем
От тебя пахнет вином и весенней улицей
И ты в тайне чем-то доволен

А я лежу и жду свою музыку

Наступает вечер и солнце стекает по окнам домов
Меня накрывают оранжевой простыней
И два санитара тянут мое тело из подъезда на скрипучей каталке
Словно лесорубы сплавляют по реке старое дерево

А я лежу и жду свою музыку

Наверх

Гадаю, что такое вечность -
То две версты, а то верста.
Машина - призрачная млечность
С печатью красного креста.

Звезда в погоне за антенной
Беспечно скачет вверх и вниз.
Я назвала ее Еленой,
Но умыкнул ее Парис.

В глазах - расплавленные знаки.
Огни по лужам - босиком.
Сердечной мышце надо драки -
Торговкой скачет за лотком.

Прощай немытая Россия,
Что сотни лет глядит в пруды.
Я ничего не попросила
У догорающей звезды.

Наверх

ГИТАРИСТ

Пусть плещется водка по рюмкам огней,
И свет голубой - от небес до корней -
И белые бельма пророческих лун,
И тонкие пальцы в сплетении струн.

Кто может в неволе себя удержать,
Когда темной болью аккорды дрожат,
И время, как пламя, в камине ночей
Легко обнимает твой контур плечей?

И кажется: мы на пороге войны,
Землею заранее обручены,
Родною, холодной, осенней, пустой,
Где звук твой очнется упавшим листом.

Наверх

Горечь апреля
Влага и муть
Мертвое небо
Руки
Не коснуться друг друга
Но серые губы
Снега
Целуют первые цветы
Горечь апреля
Это ты

Наверх

Город рисую,
Где мы одни -
В солнечной сбруе
Легкие дни,

В ветре осеннем
Пляшут кусты,
Город спасения,
Ночь и мосты.

Темные здания
(И не зови) -
Город страдания,
Вечер любви,

Город обеденный
(Счастья и вин!),
Город изъеденный
Светом витрин.

"Ты смеешься надо мной, наплевать,
Я хочу тебя целовать!

Я хочу тебя, хочу сейчас."
Оплывает вечера свеча

Потом фонарей из темных пор,
Оплывает в лужи светофор.

Что мне делать
И зачем мне жить?
Этот город грязным телом
Ворожит,

Переулочками узкими
(Налей!)
Лишаями тусклыми
Огней.

Сонной травкою
Рисую на песке.
Луч булавкою
У осени в виске.

Тускло пенится
Под ветром рыжий куст.
Все изменится,
Все к лучшему.

И пусть.

Наверх

Да, это так. Я тоже алкоголик.
Я женщина, но пью я до утра,
Без радости, без жалости, без боли,
Забыв вчера.

Забыв про день и помня только вечер,
Огни и крест над каменной стеной,
Забыв про то, что тень не бывшей встречи
Всегда со мной.

Мне двадцать пять. Я пью. Я помню мало.
Но я гляжу на выцветший гранит,
На город мой под каменным забралом,
Забыв, что мы одни.

Он верит мне. Он тоже сверил счеты.
Он тоже осыпается, скользя.
И пылью пахнут каменные гроты,
И зелень фонарей - как зелень рвоты,

Но так нельзя.

Я женщина. Я пью. Я помню много.
И вижу перед тем, как быть беде,
Я каменные плиты и дорогу,
И узкий шпиль на выцветшей воде

Наверх

Да, я войду в неизбежность,
Как входят - внезапно - в воду.
Я снова меняю нежность
Свою на твою свободу.

Горят фонари над морем,
Что люди зовут Невою.
Я выйду на берег горя
Волчицею к водопою,

Чтоб там, позабыв про грезы,
Завыть на луну упорно.
Я снова меняю звезды
На песню, что мучит горло.

И в лес уходя с оглядкой
На город гранитных кружев,
От "а" до "я", по порядку,
Забуду всех, кто мне нужен.

По тропам и сквозь валежник,
Оскалив в улыбке морду,
Я снова меняю нежность
На право остаться гордой.

Наверх

Да, я уже немолода.
Я так спокойна и невзрачна.
Но рада я, что дни прозрачны,
Как эта невская вода.

Она бежит - туман и мгла -
Стирая лица, отраженья.
Но побеждает дней скольженье
Адмиралтейская игла.

Шпиль опрокинут с высоты -
Татуировка на ладони.
И небо розовым затронет
Прямая линия мечты.

Но скоро этот мир пройдет,
И тело жизнь легко отпустит.
И раскрошится город грусти
В моих глазах, как серый лед.

Наверх

Давно отброшены законы,
Мы у порога пустоты.
Моя бессонница - икона,
Но у нее твои черты.

Мы по любви - как по аллеям,
От бега натирает пах.
Моя бессонница белеет
Фонарным светом на губах.

Небрежно сброшенное платье,
Как тень бумажного листа.
Моя бессонница - распятье,
Но только нет на нем Христа.

Наверх

До какой же поры
Этот мир будет мчаться и мниться,
Где, дрожа, фонари
Пятаками прилипли к глазницам,

Где не верю в судьбу
И в ключи от квартир, в запах хлеба.
Где к холодному лбу
Прижимаю осеннее небо.

Там чужой вечно кров,
За окном дребезжанье трамвая.
Там в ладони ветров
Звезды желтые гвозди вбивают.

И пора возвращаться
К страницам темнеющих сказок.
Но, что звали мы счастьем,
Нам губы разъест, как проказа.

И ни правды, ни лжи,
Только кровью намечены тени.
Только вечер дрожит
Под летящей иглою сомнений.

И рассыпана соль.
Но ты скажешь, что все понарошку.
И серебряный ноль
Фонаря прилипает к окошку.

Наверх

Долой все сантименты, и пора
Нам уходить, не ведая тревоги,
Листвою, что опутала дороги,
Движением души или пера.

Разбег до невздыхающей воды,
Где фонари застыли поплавками,
Неверное движение руками,
На парапете глупые следы...

Мы улетаем - птицы и слова -
До первого дождя и до востока.
Вокруг камней наматывает локон
Фонарного свечения Нева.

Долой все сантименты, и пора.
Давно судьбе объявлена вендетта.
В моих часах на лезвии браслета
Отныне неизменное "вчера".

Отныне неизменное "прости",
Повисшее на воздухе причала,
И небо, что совсем не измельчало,
Когда застыло, сжатое в горсти.

Наверх

Дышит вечер впалыми щеками.
Город дышит тиной, хмарью горькой.
Серый камень, только серый камень,
Серый камень только...

Я люблю этот мир за привычную боль,
За тоску, за любовь не с тобой.
Сор ненужности слов -
Иглы света в глазах.

Город серых углов,
Где витрин образа.

Но, коль чудится ласка в чужих огрубелых ладонях,
Я легко нарисую, пусть даже закрою глаза -
Свечку в каждом окне и влюбленных у двери притона,
И все то, что когда-то тебе не сумела сказать.

Наверх

ЕВА

Сколько минуло бед.
Вот и пришла весна.
И на столе конверт -
Четкая голубизна.

Я обрываю край -
Падает ключ тюрьмы.
Я обретаю рай,
Где обитали мы.

Я узнаю строку -
Словно вода ручья
На голубом снегу.
Только строка ничья.

Значит, уже не ты.
Но в глубине веков
Я узнаю черты
Прошлого так легко.

За пеленою слез -
Розовые луга.
Яблоко наших грез
Падает мне к ногам.

И по щеке стекла
Ржавая пыль дорог.
Если бы я могла
Не покидать порог...

Наверх

Если я доживу до осени,
Если я доживу
До дворов, где на землю бросили
Ржавых писем листву,

До улыбки своей растерянной,
Втоптанной в синеву.
Если я доплыву до берега,
Если я доплыву.

Раздувает закат алые,
Безнадежные паруса.
Что ж ищи, Грей, мои усталые
Солнцем выжженные глаза,

Чтоб, пройдя ко мне злыми росами,
Золотое кольцо неся,
Вдруг услышать: "Дожить до осени:"
И понять - в этом сказка вся.

Наверх

Жить среди вас
Жить потерянной
Как в закатном небе
Даже во сне

Выдавать вашу улыбку
Из прошлого
Словно фокусник
Показывающий очередной номер

Наверх

За окошком туман и хмарь.
За окошком двадцатый век.
И последний в мире фонарь
Не уронит свой круг на снег.

Подойди к нему, не спеши.
Свет не капнет во тьму ресниц.
То прообраз моей души,
Не нашедшей своих границ.

Наверх

Закат ранит руки
Стекла в окнах тревожны
Нежность спит на панели
Притворившись пьяным бомжом

А мы просто идем
Между фальшивых красок
Огибая лужи
Огибая растения
Звезды
И белые колодцы наших душ
Просто идем

Наверх

Заметаю следы за своею виной,
Заметаю.
Твое горькое небо, как будто вино,
Вновь глотаю.

Это горькое небо, холодный закат,
Бред и вечер.
Заметаю следы, чтоб вернуться назад
Было легче.

Обрываю слова, поджигаю мосты,
Бью бокалы.
Фонари облетают - клочки пустоты
В небе талом.

Словно саженцы в землю, врастают огни
Мне в ресницы.
Пью, и медленно тают прошедшие дни,
Все границы.

Это горькое небо - стеклянное дно,
Бред и вечность,
Где уводит меня золотое вино
В бесконечность.

Наверх

ЗАМОЧНАЯ СКВАЖИНА

Я у замочной скважины,
Окна,
Картины, что писал с меня натурщик,
У зеркала,
качающего свет,
Как руки колыбель,
У фонаря,
Что смотрит в ночь,
прищурив глаз устало,
И тени от ресниц бегут, как волны,
К подъезду твоему,
Где у дверей
Я у замочной скважины.
Вновь я.

Наверх

Я вижу комнату -
Бессмысленный квадрат.
Быть может быть его писал Малевич,
Быть может быть его я обводила
по клеткам в ученической тетради,
Быть может быть:
Я вижу лишь эскиз
Расположенья звезд в пустом пространстве.
- Быть иль не быть? - стремительный вопрос.
Конечно же не быть, конечно видеть
Тебя, простую, без моих причуд,
Без кротости, усталости, сомнений:
Без очертаний завтрашнего дня
И может быть вообще без очертаний.

Наверх

Там, где твоя кончается рука,
Проходит подоконник,
занавеска,
Стена, обои, низкий потолок,
Паркетный пол -
Все то, что так непрочно
У вечности в руках,
Что неизменно
Там, где твоя кончается рука,
И начинается эскиз, который
Ты комнатой зовешь
Иль колыбелью.

Наверх

Мне все равно, чью ты играешь роль
И чей подстрочник стал тебе основой -
Ты для меня все та же темнота,
Что бластилась до сотворенья мира.
И каждый день услужливое зренье
В замочной старой скважине рисует
Мне ту тебя, которой нет среди
Других простых предметов обихода.

Наверх

Я вижу все: и зеркало, и шкаф,
И тот диван, где мы с тобой сидели,
Где до сих пор сидим, хотя на ключ
Так просто запирается пространство
И память запирается на все,
Что попадает под руку;
крючок,
Защелку, гвоздик или ручку швабры:
Я вижу все: и зеркало, и шкаф,
И ту себя, которая рисует,
Как суть - прикосновенье темноты,
Как веру в чудо - скомканное чувство,
Конфетную обертку на панели,
И голос твой - простым карандашом.

Наверх

Я у замочной скважины
внутри -
Заевший ключ, о коем все забыли
Луч солнца, что теряется в пыли
Библиотечной,
серой,
словно осень,
В твоих глазах,
Что повседневны, как
Подлунный мир.
Он не откроет двери
Тому, кто смотрит в скважину замка.

Наверх

Зерно упало на гранит.
Я - та звезда в окне вагона,
Что на распятье перегона
Легко на стеклах догорит.

Мужчина будет слишком груб.
Окно, подернутое тенью...
Кривая моего паденья -
Всего прикосновенье губ.

Дрожат ресницы фонаря,
Как крылья у подбитой птицы.
Наш путь - в иссохшие глазницы
Холодной ночи января.

Наверх